Викария, слушая доклад, сначала обомлела, потом похолодела, а потом взбесилась. Верония выслушала в свой адрес все. Редкие мужчины-военные обладали таким запасом ругательств.
— Договаривайся с кем хочешь и как хочешь, но без кагана можешь не возвращаться! — с этими словами прервала связь.
Успокоившись, подумала не оригинальней Веронии: кто и зачем. Сумасшедшая лооска? Нонсенс. Мастера-менталы априори не являются сумасшедшими. Но все же. Все когда-то случается в первые. А если отбросить карьерную интригу, то… личные отношении? Деньги? Политика? Сразу запросила все сведения о пропавших разведчиках.
Все трое бывшие рекруты из непримечательных Месхитинских селений, прошедшие пятно. Дружны между собой. Странно. Не то странно что вместе, бывшие рекруты выжившие в Лесу обычно держатся друг друга, а то удивительно что трое из одной пятерки выжили в пятне и учились в одном учебном десятке у Трифона. Молодец, хорошо готовит. Кто еще вместе с ними учился? Личный раб Верховной…
Викария сглотнула и вытерла внезапно вспотевший лоб. Заставила себя читать дальше. Он с ними входил в пятно и вышел бы, если не Засадник на самой границе. Тогда получается, могли бы четверо из одной пятерки выйти. Такого не знала история.
Вспомнила, как распорядилась узнать о судьбе раба Верховной, вспомнила доклад своей доверенной жрицы при Кафарском пятне: «Раб мертв, тропа готовилась». Узнать приказала сразу, как только услышала слова о его гибели от самой Флорины. Тогда чуть ума не сошла от страха во время приема, вот и решала перепроверить. Назло Флорине и с надеждой на «вдруг». «Вдруг» не случилось. А теперь? Может все-таки «вдруг»? Какая связь между предположительно рабом Верховной и неизвестной жрицей? Хватит! Вопросы не её уровня. Быстрей бы разрешилось это идиотское противостояние между Томилой и Флориной! Победившей и доложит о подозрениях. А если это тонкая игра самой Верховной? Доложит. По-военному прямолинейно. Все, надо работать.
А сердце, несмотря на уверения, ныло в тревожном предчувствии.
Разведчиков Рус будил по одному. Каждый спал в отдельной комнате. Заходил, отправлял Духа Жизни в любимое им расслоение и выходил, запирая дверь. В комнате лежала веревка, к потолку крепилось место, куда можно прицепить петлю. Ни намека на колюще-режущее.
Проснувшись, вешались все. Дольше всех раздумывал Ермил и то, потому что обломал крюк для лампы и думал, как привязать веревку к обломку.
Быстро вбегали Леон, Андрей и Рус, резали петлю, клали тело на пол и Рус Духом Жизни подравнивал токи. Давал пощечину и выслушивал всякую ересь, переходящую в слезы. Сутки повешенного не беспокоили и после второй ночи все возвращались к нормальной жизни, втихаря продолжая корить себя за глупость. Один Ермил ругал себя вслух. Заслушаешься!
Вопрос «Что делать?» встал аршинными буквами. Леон не мудрил, а предложил конкретно:
— Давайте парни я вас в воинском искусстве натаскаю. Станете воинами лучше Русчика! — парни уже знали, что Русчик и Рус это тот же самый Чик. Русчик — исключительно для Леона, Чик — для остальных друзей, Рус — для прочих. Не путались. Задвинули мысли о дальнейшей судьбе на задний план и приступили к занятиям, к которым иногда присоединялся Андрей, если не использовал структуры. Кстати, уделал бывших разведчиков, чем неимоверно загордился.
— Конечно! — обиделся сильный Ермил, — нас на зверей тренировали.
Архип и Саргил восприняли поражение от худого ровесника спокойно. Андрея уже не назовешь сутулым и нескладным. Расправил плечи, выпрямился и стал гораздо ловчее и уверенней в движениях. В отношении скорости приближался к настоящим воинам-магам и это без эликсиров. Оружие оставил прежнее — узкий прямой меч. Влюбился в него. Особенно в экземпляр подаренный Чиком, который назвал «Утренняя Роса». На вопрос «почему» многозначительно пожимал плечами.
Через день после разговора Гелиния сообщила Русу «когда».
— Третий день второй декады этого месяца во время малого приема. Это через восемь дней, приготовь одежду.
— Помоюсь и побреюсь, моя госпожа, — ответил Рус с важным поклоном. Гелиния фыркнула и отвернулась. Раздражал её этот наглый бастард. Кажется.
Второй день по городу гремели слухи о разгоне подпольного Дома Терпимости, о прокатившихся арестах, но Гелиния давила в себе любопытство, ни о чем не спрашивала «противного бастарда». А ведь он виновник этой огромной сумятицы.
Еще через два дня Рус по привычной дороге возвращался домой в пока еще непривычном одиночестве. Вдруг на дорогу выскочил заплаканный мальчишка в лохмотьях и запричитал:
— Дяденька, дяденька, спасите сестру! На неё напали! Какие-то глиноты! Убьют, как есть убьют!
— Веди, пацан, поменьше разговоров! — и порысил за сорвавшимся на бег мальчишкой.
В глухом закоулке в сумерках заходящего солнца мерзкие подонки напали на честную девушку. Она лежала и визжала, дергалась, пытаясь вырваться. Двое парней с нахальными улыбками держали руки, двое других с плотоядными взорами ноги, а пятый, глумясь, водил ножиком по разорванной тунике.
— Остановитесь, любимцы Тартара! — раздался зычный голос спешившегося героя. Малец не стал мешать спасать сестру, ушел, оставив весь подвиг одинокому герою. Не нужна ему чужая слава, это был правильно воспитанный мальчик.
— Ха-ха-ха! А что ты сделаешь, козлиный выкидыш? Ты своими ножичками махать-то умеешь? — глумливо сказал главарь, отстав от девушки. Отпустили её и остальные глиноты. Она на радостях тихо поползла в сторонку.